Валентин Иосифович Гафт постоянно спрашивал Андреева: "Володя, ну что ты в ней нашел? Ни рожи, ни кожи, за что ты ее так любишь?", а мой Владимир Алексеевич отвечал: "Валь, ну ты посмотри, какие у нее ноги длинющие. Ну красота же. А это милое лицо с хитрыми глазами, поверь, еще ни один десяток режиссеров в себя влюбит".
Я до сих пор ношу с собой в кошельке автограф Гафта с надписью "Володиной Белоснежке", именно так он называл меня все четыре года. В начале апреля я объявила радиомолчание на всех станциях: я ничего не писала в дневник, я ничего никому не рассказывала, я ни с кем близко не общалась.
Приходя по вечерам в свою комнату в общежитии, я быстро раздевалась и ложилась спать. Иногда плакала. Нет, вру. Часто плакала. Почти каждую ночь.
Мне было очень страшно-я играла спектакли, делала отрывки для поступления в театры, сдавала ГОСы. Мне было чертовски страшно, я боялась, что, закончив ГИТИС, я не попаду ни в один театр. Я не буду играть на сцене, я не буду сниматься-ничего у меня не будет. Страх сковывал меня, тормозил, обезоруживал. Я не помню ни весну, ни начала лета. Я не помню толком свой выпускной, помню только слова мастера мне на прощание "у тебя все получится, Белоснежка".
Владимир Алексеевич, я не смогу сказать, что уже сейчас у меня "все получилось", но сегодня открытие сезона в театре на Литейном, и я теперь являюсь частью этого театра. Владимир Алексеевич, спасибо Вам большое, Ваша Белоснежка Вас не подведет.